Червонное золото - Страница 2


К оглавлению

2

— Маргарита, ты тоже здесь! Я сделала глупость: если б я знала, что ты сюда собираешься, пошла бы с тобой. А то я просила Витторию сопровождать меня, но она была занята, и вот я пришла одна. Мне было лет десять, когда мой учитель греческого, Вильгельм Реймсский, рассказывал мне о статуе, и мне давно хотелось на нее взглянуть. Скажи, она и вправду так тревожит и пугает?

— Вы сами увидите, герцогиня, а мне уже пора. Надеюсь, мы увидимся нынче после обеда.

— О, конечно, приходи сегодня после обеда.

Рената вдруг замолчала, словно смутившись.

Маргарита пришла ей на помощь:

— Лучше вы приходите ко мне, во дворец Фарнезе. На него стоит посмотреть, хотя строительство еще не закончено.

— Наверное, так будет лучше. Я рада бы пригласить тебя, но я сама на правах гостьи, и…

— Понимаю, не беспокойтесь. До встречи, я жду вас.

Она приподняла юбку, почти бегом взбежала по тропинке и скрылась в апельсиновом саду.

Сестра Анджела отвела ветви кустарника, и Рената вошла в грот. Скудный свет, проникавший от входа, заставлял статую светиться в полумраке. Она была чуть выше обычной женщины, голова и руки изваяны из черного мрамора, а все остальное: необычное многогрудое тело, гирлянды фруктов и хоровод зверей вокруг — из белейшего паросского. Глаза из темного агата светились в полумраке голубыми огоньками.

Выражение лица Богини Матери вовсе не пугало, хотя о ее культе и ходили зловещие легенды: чтобы сделать землю плодородной, она требовала человеческих жертв. Взгляд ее глаз был и вправду странен, в нем читалось полное равнодушие и к поклонению, и к многовековому ужасу, окружавшему Артемиду Эфесскую. Казалось, ветви мирта напитали своим горьковатым ароматом белый мрамор. Слегка согнутые, призывно раскинутые в стороны руки под холодным и загадочным взглядом обещали роковые объятия.

Рената не отважилась подойти ближе к статуе. До пояса ее украшали как бы налитые молоком груди. Ниже таза находились ожерелья из зверей и фруктов, которые, уменьшаясь книзу, обвивали ноги статуи на порфирном цоколе. Венок из зверюшек с раскинутыми лапками красовался на голове Артемиды, как нимб Пречистой Девы.

— Вы, должно быть, слышали множество разных высказываний, не таких глупых, как мои, и составили себе собственное мнение о Богине Матери. Скажите, вы тоже думаете, что все эти груди и выпуклости на самом деле мужские яички, которым поклоняются как дару плодовитости?

Сестра Анджела внезапно обиделась на откровенное бесстыдство слов Ренаты. Монахиня опустила глаза. Улыбка исчезла с ее лица.

Уставившись в хмурое лицо сестры Анджелы, Рената продолжала тем же насмешливым тоном:

— Понимаю, вы в это не верите. Вы ведь понятия не имеете о мужском естестве. Это мужчины повсюду готовы хвастаться символами своей мужской силы. Теперь я увидела статую и убеждена, что в теле Великой Матери нет ничего мужского. Плодородие и жизнь в Азии были исключительно женскими атрибутами. И в те времена мужчинам тоже принадлежало только право убивать. Если верить легендам, то именно мужчины перерезали горло детям, предназначенным в жертву богине. Да, Богиня Мать жестока. Но она существовала еще до самой земли, и только в ней женщины искали защиты от мужчин и их богов.

Герцогиня немного помолчала, чтобы прибавить торжественности своим словам.

— И кажется, многие ищут до сих пор.

Подойдя к статуе, она заметила у голых ступней Артемиды какое-то яркое пятно, которого раньше не разглядела: это были два еще зеленых апельсина и красный цветок. Она нагнулась, чтобы лучше рассмотреть их.

— Ну вот, теперь я вижу, что и вы поклоняетесь богине, — сказала Рената с улыбкой.

Сестра Анджела была уже в годах и ее объемистые бока распирали черную рясу, но она, как кошка, прыгнула вперед, схватила апельсины и забросила их далеко за кусты у входа.

— Бог с вами, синьора, что вы такое говорите. Должно быть, их ветер сбросил, или зверь какой, или птица.

Монахиня перекрестилась.

— Не понимаю я, что вы там говорите про какие-то выпуклости, я редко хожу в грот. А теперь прошу меня извинить, мне надо вернуться в церковь. Скоро дон Паоло начнет служить мессу, а у меня еще алтари не готовы. Оставайтесь, сколько хотите, заблудиться здесь невозможно. Смотрите только, не уколитесь о мирт.

— Почему вы не расчистите вход?

— Потому что тогда статуя будет видна с Тибра и лодочники начнут судачить про нее и про нас. Кроме того, в июне мирт цветет, как розовый куст.

— Артемиде нравятся его маленькие цветки?

— Нет, но они превращаются в ягоды, из которых мы делаем мазь от глазных болезней. Весь Рим приходит за ней.

Сестра Анджела сделала шаг и остановилась, заметив на земле что-то белое.

— Не вы ли это обронили, синьора? — сказала она, протягивая Ренате маленькую тетрадь без обложки, исписанную ровным мелким почерком.

На первой странице была надпись по-французски: «Les ouvres et les jours». «Труды и дни». Рената с любопытством взглянула на нее:

— Должно быть, это принадлежит Маргарите — моей знакомой. Я сегодня же ей это верну.

И книжечка исчезла в складках черной бархатной юбки.

Когда сестра Анджела отошла, герцогиня снова принялась разглядывать статую, очарованная лицом, черты которого казались жестче из-за черного мрамора, и роскошным телом. Его покрывали несметные богатства: фрукты, животные, драгоценности и бесчисленное множество изображений прекрасных женских грудей. Никакая Дева Мария, никакая святая не обладала таким мощным энергетическим посылом. Рим вбирал в себя все, и монахини из этой затерянной в роще обители взяли на себя сохранение культа Артемиды — Богини Матери.

2