Червонное золото - Страница 3

К оглавлению

3

Рената нашарила в кармане привезенное из Феррары ожерелье из красных арденнских ракушек, которое обычно дарят невестам, чтобы те были здоровы и рожали мальчиков. Она пронесла ожерелье над головой богини и еще несколько мгновений вглядывалась в черное мраморное лицо. Потом вышла из грота и пошла назад по тропинке, держась поближе к стене, чтобы не зацепиться за колючий мирт.

Садовая скамейка из двух оленьих голов из туфа, соединенных мраморной плитой, напомнила ей, что надо бы отдохнуть. Небо заволокло, но холодно не было. Отсюда открывался весь город, красный от кирпичных строений, и Тибр, омывавший зеленоватыми волнами остров Тибертина. Рената вытащила тетрадь и с интересом вгляделась в строчки, написанные по-французски. Это были заметки о статуях, которые Маргарита видела в Риме. Герцогиня поднесла книжечку к лицу, и на нее пахнуло запахом мускуса и вербены. Страницы были перехвачены желтой ленточкой, и она осторожно ее развязала. Ровные строчки мелких, изящных, как виньетки, букв побежали у нее перед глазами. Когда Рената наконец поняла, что читает чужой дневник, то, вздрогнув, инстинктивно отпрянула, но оторваться уже не смогла: рассказ Маргариты буквально пригвоздил ее к скамейке, до тех пор пока с неба не упали первые капли дождя.

II
ИЗ ЗАПИСОК МАРГАРИТЫ

— Да простит меня ваше превосходительство, но дело очень важное. После двухнедельных боев турки взяли Буду и находятся с войском в двести тысяч человек в трех днях пути от Венеции. Капитан Барбаросса высадился в порту Корфу, ночью собрали Большой Совет, и не хватает только вас.

Шепот раздался над самым ухом и разбудил меня. Свет, проникавший сквозь отверстия в выдвижных рамах, затрепетал на потолке: по каналу прошла гондола. Потом игра света успокоилась, и потолочные фрески потонули во мраке.

Я увидела, как ягодицы лежавшего ко мне спиной мужчины быстро впрыгнули в черные с красной отделкой штаны. Высохшая благородная задница принадлежала дожу Венеции Альвизе Дандоло. Он бросил на меня отчаянный взгляд и выскользнул в дверь, держа в руках объемистую кипу атласа, льна и расшитых золотом лент. Потом створка двери снова приоткрылась, и он подбежал к постели.

— Маргарита, простите меня, чуть не забыл, спасибо, я найду вас.

И он почтительно положил у ложа кошелек с двадцатью дукатами.

Я нехотя поднялась и натянула на сорочку желтое бархатное платье, не по сезону тяжелое.

В первых лучах солнца в залах маячили хмурые фигуры, которые накануне тоже праздновали славу и могущество Венеции и тоже были некстати разбужены шепотом стражников.

У служебного выхода из дворца стража отсалютовала мне сластолюбивыми усмешками. Кто их знает, что у них в голове, и какое им дело, как я провела ночь. А может, я просто утешала дожа от многих печалей, из-за которых он стал неспособен на любовные объятия.

Свежий утренний воздух взъерошил мне волосы, «медную гриву», как называл их художник, к которому я направлялась. Запах гнили, несущийся с моря, смешивался с запахом первых цветков персидского жасмина. Его заботливо выращивали в своих садах жены моряков. С этими цветами мужья забывали о грешных объятиях девчонок из приморских борделей.

Я прошла почти пустынную площадь Сан-Марко. Фламандцы уже проснулись, и над каналами мелькали их взъерошенные головы и широкие, как блюдца, воротники.

Венецианцы еще спали, а длинноволосые голландцы и немцы в длинных черных лапсердаках уже работали вовсю: деловито сновали по площади, приветствовали друг друга и явно пытались организовать под портиками старой библиотеки биржу наподобие той, что имели для торговых сделок в Амстердаме. Они, без сомнения, даже в такой ранний час узнавали меня, но смущенно склоняли головы, словно перед ними была монахиня. Хуже было столкнуться с маврами, которые тут же подходили, облизывая мясистые губы розовыми телячьими языками и похотливо улыбаясь, а некоторые хватали у себя между ног вздыбившуюся плоть и выставляли ее напоказ под разноцветными туниками.

Я свернула к Сан-Поло и перешла мост Риальто, уже кишащий торговцами. На деревянных досках, коврах или просто на вощеной ткани, расстеленной прямо на камнях, лежал товар. Стайка ребятишек, вылетев из-под портика, едва не сшибла меня с ног. Кто-то издалека отпустил комплимент моей красоте.

Я подошла к дому художника через каменную арку, где были свалены дрова, дерево для расписных столов и мраморные доски с нарисованными танцующими женщинами. Дверь была заперта, и пришлось подождать, пока Мария, старая служанка со скрюченными ревматизмом руками, отодвинет один за другим засовы.

— Благословенное дитя, как вы прекрасны, даже в такой ранний час! Скольким принцессам нужны часы, чтобы приготовиться к полуденному выходу и покрыть лицо слоем белил. Входите, входите, старик уже почти готов, проходите в студию. Принести вам чего-нибудь поесть? Может, печенье и стаканчик вина?

— Спасибо, Мария, немного фруктов, если найдется, и воды.

— Конечно найдется.

Я вошла в студию и начала раздеваться. Одетой я оставалась не более получаса. Улегшись на постель, я постаралась принять нужную позу. Это было нелегко. Чуть приподнятая спина покоится на подушках, правая рука спускается с ложа, давая свету беспрепятственно осветить грудь, бока и изгиб ягодиц. Ноги полусогнуты и чуть разведены в стороны, и должно быть ясно, что они вот-вот раскроются и уже не сомкнутся. Голова повернута налево, к самому большому в Венеции каналу, который я разглядываю в окно. Солнце еще не пришло к этой точке, но скоро начнет освещать сверху мою грудь.

3